Шаг вправо... косой удар с плеча... лицо маратха пересекла глубокая красная полоса. Неприятель снова подался назад, а Уэлсли опять сделал попытку прийти сержанту на помощь. Не ожидавшие встретить столь яростное сопротивление, индийцы никак не желали отказаться от богатой добычи. Шарп оттер генерала плечом.
– Оставайтесь там, – прохрипел он, – и держите тыл! – Повернувшим к нападающим, сержант сделал приглашающий жест. – Ну же, ублюдки! Давайте, вот он, я! Возьмите, твари желторожие!
На призыв откликнулись двое. Шарп шагнул им навстречу. Удар двумя руками... сверху вниз... Клинок едва не развалил пополам голову ближайшего противника. Сержант бросил проклятие в адрес умирающего – сабля застряла в черепе. Вырвав ее в последний момент, он махнул вслепую, отгоняя второго. С острия разлетелись комочки серого желе. Индиец в ужасе вскинул руки, показывая, наверное, что отказывается драться, но Шарпа было уже не остановить.
– Получи, ублюдок! – взревел он, протыкая маратху горло. Тот пошатнулся и схватился за рану. Сержант плюнул на него и плюнул в сторону двух оставшихся врагов, взиравших на него со страхом и державшихся в сторонке. – Ну? Кто еще? Твари поганые! Ублюдки желторожие!
На помощь уже спешила своя кавалерия, но бой привлек и еще нескольких маратхов. Двое попытались добраться до Уэлсли с тылу. Генерал ткнул одного в лицо и полоснул по руке второго. Шарп продолжал выкрикивать оскорбления, понося индийцев последними словами, и один смельчак наконец не выдержал и бросился на сержанта со штыком. Сержант встретил его почти с радостью, как долгожданного гостя, и, парировав удар, двинул нападавшего рукоятью по зубам. Справа уже приближался второй, поэтому Шарп поспешил избавиться от первого ловкой подножкой и повернулся к новому противнику. Их было много, не сосчитать, но сержант и не собирался никого считать. Он пришел на это поле, чтобы драться, и Господь дал ему для этого отличную возможность. Маратх отбил шеффилдский клинок и сделал выпад. Шарп легко уклонился и врезал индийцу кулаком в глаз. Бедняга вскрикнул, но не отступил, а вцепился в англичанина, который безуспешно попытался отбросить его еще одним ударом. Остальные, увидев приближающуюся кавалерию, поспешили ретироваться.
И лишь один конный офицер-маратх рискнул воспользоваться удобным моментом. Видя, что Шарп никак не может освободиться от вцепившегося в него мертвой хваткой канонира, индиец подъехал сзади и ударил сержанта тулваром по шее.
Удар был сильный и хорошо рассчитанный. Он пришелся по шее, чуть ниже затылка, и клинок наверняка перерубил бы позвоночник и замертво свалил красномундирника на политую кровью землю, но в кожаном мешочке на косичке Шарпа лежал рубин покойного султана. Камень принял на себя смертельный удар. Сержанта бросило вперед, однако он сумел устоять на ногах. Цеплявшийся за него канонир разжал наконец объятия, и Шарп оглянулся. Офицер взмахнул тулваром, но его противник отразил выпад с такой силой, что шеффилдская сталь просто перерубила клинок маратха. Второй удар проверил на прочность и самого офицера.
– Ублюдок! – рявкнул Шарп, высвобождая саблю и резко поворачиваясь навстречу очередному врагу.
Но врагов больше не было, а за спиной у него стоял капитан Кэмпбелл, примчавшийся спасать генерала с дюжиной кавалеристов, которые уже успели затупить свои сабли.
Сержант растерянно оглянулся, еще не веря, что остался жив. Не веря, что все закончилось. Жажда крови осталась неутоленной. Он хотел убивать еще и еще. Ярость кипела и клокотала в нем, но враг умчался, и Шарп довольствовался тем, что раскроил саблей голову маратхскому офицеру.
– Ублюдок! – крикнул он, пиная убитого. И тут его вдруг начало трясти. Сержант отвернулся, увидел с ужасом глядящего на него Уэлсли и решил, что сделал что-то не так. Но что? – Простите, сэр.
– Простить? – удивился генерал. Он был еще очень бледен и говорил с заметным усилием. – За что?
– За то, что толкнул вас, сэр. Мне очень жаль. Я не нарочно, сэр.
– Черт возьми, надеюсь, что вы сделали это нарочно.
Уэлсли попытался улыбнуться, и сержант заметил, что командующего, обычно сдержанного и невозмутимого, тоже трясет.
Шарп чувствовал, что должен сказать что-то еще, но не мог придумать ничего подходящего.
– И лошадь вашу потерял, сэр. Последнюю. Извините, сэр.
Уэлсли молча смотрел на него. За всю жизнь он ни разу не видел никого, кто дрался бы так, как сержант Шарп. Впрочем, что именно произошло в последние две минуты, генерал представлял смутно. Он помнил, как начал падать Диомед, помнил, как пытался вырвать ноги из стремян, как упал, и что-то, наверное копыто Диомеда, ударило по голове. Еще он помнил, как увидел над собой занесенный штык и мелькнувшую тогда страшную мысль: это смерть. Потом все смешалось. До него доносился голос Шарпа. Он слышал проклятия, способные смутить даже бывалого солдата. Он помнил, как Шарп затащил его под пушку, чтобы сразиться с неприятелем в одиночку. Он знал, что сержант принял верное решение – не потому, что избавил его от необходимости драться, а потому, что избавился от помехи.
Потом Уэлсли увидел, как убивает Шарп, и был поражен жестокостью, быстротой и эффективностью, с которыми стрелок применял свои навыки. Генерал знал, что обязан ему жизнью, что должен поблагодарить его, но почему-то не мог найти нужных слов и просто смотрел на смущенного сержанта. С забрызганным кровью лицом и растрепанными волосами, Шарп выглядел исчадием ада. Уэлсли попытался что-то сказать, но в этот момент какой-то кавалерист-индиец подвел чалую кобылу, чудом уцелевшую во всей этой кровавой суматохе, и генерал вышел из-за колеса, переступив распростершиеся тела. Внезапно он остановился, наклонился и поднял что-то с земли.