Жубер нервничал. Оборонявшие деревню солдаты бежали, Додд все не возвращался, а Симона осталась в доме. Повторялось то, что уже случилось однажды в Ахмаднагаре. Только на сей раз Жубер не собирался жертвовать женой ради воинского долга. В конце концов капитан не выдержал и, оставив вверенные ему роты на берегу, поскакал к дому, где укрылась Симона.
Дом этот примыкал к тому самому двору, где Додд пытался найти Полмана. Ганноверец как будто растворился в воздухе. Золото уже лежало в коробах, которые телохранители полковника успели погрузить на двух слонов еще до прихода майора, но бывший сержант исчез. Понимая, что теряет драгоценное время на бесплодные, может быть, поиски, майор убрал саблю в ножны. Пусть живет, черт с ним. Сплюнув, он подошел к воротам и убрал тяжелую задвижку.
– Где мой конь? – крикнул майор, обводя взглядом оставленных на улице солдат.
– Убит, сахиб! – ответил кто-то.
Выбежав за ворота, Додд увидел, что его новый жеребец лежит на земле, сраженный случайной пулей одного из телохранителей Полмана. Конь был еще жив, но голову уже не поднимал, глаза его помутнели, а между оскаленных зубов сочилась кровь. Майор выругался. Пушки продолжали палить, и это значило, что красномундирники еще не пошли в атаку. Вдруг канонада прекратилась, и Додд понял – у него остались считанные минуты. Однако без коня на спасение нечего было и рассчитывать. Словно в ответ на его мысли, в конце улицы появился всадник. В седле сидел Жубер.
– Капитан! – Додд побежал к французу.
Жубер не обратил на него никакого внимания. Остановившись у соседнего дома, где прятались офицерские жены, француз привстал на стременах и громко крикнул:
– Симона! Симона, где ты?
– Мне нужна ваша лошадь, капитан, – не терпящим возражений тоном приказал майор. – Быстрее!
Жубер даже не повернул головы.
– Симона! – крикнул он и, не дождавшись ответа, направил коня к воротам. Где же она? Прячется в доме или ушла к реке и ждет его там? – Симона?
– Капитан! – завопил, теряя терпение, Додд. – Немедленно дайте мне вашу лошадь! Я приказываю!
Жубер наконец оглянулся и, набравшись смелости, уже открыл рот, чтобы послать англичанина ко всем чертям, но в лицо ему смотрел пистолет.
– Нет! – воскликнул француз, вскидывая руки. – Нет!
– Да, мусью, – оборвал его Додд и выстрелил. Пуля ударила капитану в грудь, и он, завалившись набок, медленно сполз вниз и мешком рухнул на землю. В окне вскрикнула женщина. Оттолкнув тело, Додд прыгнул в седло. Гопал уже выводил за ворота первую роту.
– К переправе, Гопал! Скорее! – крикнул майор, задержавшись ровно настолько, чтобы заглянуть во двор и увидеть, что второй слон отправился вслед за первым.
На улице все вдруг стихло. Большая часть гарнизона покинула деревню. Над проделанными в стене брешами клубилась пыль. Красномундирники ждали приказа идти на штурм. Судьба Ассайе была предрешена.
Полковник Маккандлесс видел, как Додд уводит свой полк в деревню, и понимал – предатель вряд ли горит желанием укрепить силы обреченных защитников Ассайе. Скорее всего, Додд собирался улизнуть.
– Севаджи! – крикнул шотландец. – Возьмите своих людей и отправляйтесь к реке!
– Переправиться на другой берег? – спросил индиец.
– Не спускайте глаз с Додда. Нам надо знать, уйдет ли он за реку или останется на этой стороне.
– А вы, полковник? Где вас потом искать?
– В деревне.
Полковник неуклюже выбрался из седла и, прихрамывая, направился к захваченным у неприятеля орудиям, которые били теперь по стенам Ассайе. Тени удлинились, солнце повисло над горизонтом, и сражение определенно подходило к концу, но Маккандлесс не терял надежды поймать Додда. Только бы он остался в деревне, заклинал полковник. Только бы повел себя как герой. Только бы не сбежал из-под носа, как тогда, в Ахмаднагаре.
Орудия отделяло от глинобитной стены не более трехсот шагов, и после каждого выстрела над укреплениями поднимались густые, как пороховой дым, столбы пыли и во все стороны разлетались осколки кирпичей. Позади артиллерии по приказу Уэлсли выстроились роты изрядно потрепанного 74-го батальона и батальон мадрасских сипаев.
– Драться они не будут, – уверял Уоллеса генерал. – Пять минут канонады, а потом ваши ребята просто войдут в деревню через бреши. Уверяю вас, мы обойдемся без потерь.
– Позвольте поздравить вас, сэр, – сказал полковник, отпуская поводья и протягивая генералу руку.
– Поздравить? С чем? – нахмурился Уэлсли.
– С победой, сэр.
– Что ж, полагаю, мы вправе говорить о победе. Честно говоря, я в ней не сомневаюсь. Спасибо, Уоллес. – Генерал наклонился, чтобы пожать протянутую руку.
– С великой победой, – вдохновенно добавил шотландец и, спешившись, зашагал к батальону, чтобы лично повести своих людей в последнюю атаку.
Маккандлесс присоединился к соотечественнику.
– Не против, если и я пойду с вами?
– Буду только рад приятной компании, – ответил Уоллес. – Отличный денек, верно? Великая победа!
– Господь был милосерден к нам, – согласился Маккандлесс. – Да славится имя Его.
Артиллерия умолкла. Ветерок подхватил и понес к северу серо-белые хлопья дыма. Заходящее солнце осветило разгромленные стены Ассайе. Защитников видно не было – только пыль, битый кирпич и поломанные деревянные балки.
– Вперед, Уоллес! – крикнул Уэлсли.
Волынщик 74-го раздул щеки. Резкие, пронзительные звуки как будто подтолкнули солдат вперед: шотландцы и сипаи двинулись к замершей в страхе деревушке. Остальные батальоны только наблюдали. Полдня они провели в сражении, успев за это время разгромить несметную армию, и теперь расположились вдоль Джуа, спеша утолить жажду и смыть с себя копоть, грязь и пот. Переходить на другой берег никто не стал. Лишь небольшой кавалерийский отряд переправился по мелководью, соблазнившись возможностью погонять отставших беглецов.