Уэлсли снова повернулся к боевым порядкам Полмана. Последними заняли позиции два громадных восемнадцатифунтовых осадных орудия, из которых неприятель еще недавно вел огонь по переправе. Теперь эти чудовища стояли перед Кобрами Додда. Доставивших их к месту слонов выпрягли и уводили за деревню.
– Сколько у них пушек? – спросил генерал.
– Восемьдесят две, сэр, не считая тех, что в деревне, – мгновенно ответил шотландец.
– И там, я думаю, около двадцати. Мы определенно отработаем свое жалованье! Линия получилась длиннее, чем я ожидал. Придется и нам растянуться. – Все это Уэлсли говорил не столько Кэмпбеллу, сколько себе самому. – А пехоту вы посчитали?
– Тысяч пятнадцать в строю, сэр.
– И примерно столько же в деревне. – Генерал сложил трубу. – Не беря в расчет кавалерию. Да, вся проблема в этих пятнадцати тысячах. Разобьем их, разобьем всех. – Он записал что-то в маленькую черную книжечку и еще раз взглянул на выстроившуюся под пестрыми знаменами неприятельскую пехоту. – Себя они показали. Впечатляющий спектакль. Но так ли хорошо они дерутся? Вот в чем суть. Будут ли они драться?
– Сэр! – воскликнул Шарп, вытягивая руку в сторону оврага, из которого только что показались первые всадники.
Обнаженные клинки тулваров и пик блеснули на солнце. Было до них не более двухсот шагов, и расстояние это быстро сокращалось.
– Назад тем же путем, – скомандовал генерал. – И поживее.
Второй раз за день Шарпу пришлось уходить от погони, но в первый под ним была низкорослая местная лошаденка, а теперь он скакал на коне самого генерала, и разница ощущалась как ночь и день. Маратхи шли на полном галопе, Уэлсли и его спутники на легком, но при этом дистанция между преследователями и преследуемыми не только не сокращалась, но и увеличивалась. Минуты через две Шарп рискнул оглянуться и с облегчением понял, что маратхи отстают. Вот почему, подумал он, офицеры готовы платить за английских и ирландских лошадей сумасшедшие деньги.
Они проскочили долину, взлетели по склону, и сержант увидел, что британская пехота, уйдя в сторону от дороги, выстраивается в атакующую линию вдоль идущего параллельно дороге невысокого хребта. По сравнению с неприятельской армией, чьи позиции находились всего лишь в миле к западу, британский строй выглядел угнетающе малочисленным, а артиллерия, представленная преимущественно легкими пушками и лишь одной батареей из четырнадцати более крупных орудий, едва ли не игрушечной. Пятнадцати тысячам вражеского войска Уэлсли мог противопоставить лишь пять тысяч своей пехоты. И тем не менее столь неравное соотношение сил нисколько, похоже, не беспокоило генерала. Что касается Шарпа, то он просто не понимал, за счет чего может быть достигнута победа. Нет, он даже не представлял, как можно начинать сражение при таком подавляющем перевесе одной из сторон. Однако стоило сомнениям открыть дорогу страху, как одного взгляда на преисполненного непоколебимой уверенностью Уэлсли оказывалось достаточно, чтобы успокоить тревожно заколотившееся сердце.
Сначала генерал направился на левый фланг, где стоял 78-й шотландский батальон.
– Вы сейчас выступаете, Харнесс, – сказал он полковнику. – По прямой! Штыки, полагаю, не помешают. Предупредите стрелков, что там может быть кавалерия, хотя я и сомневаюсь, что она будет вас ждать.
Харнесс как будто и не слышал командующего. Он восседал на крупном вороном коне, в черной медвежьей шапке и с тяжеленным палашом, выглядевшим так, словно враги Шотландии страдали от него все последнее столетие.
– Сегодня воскресение, день отдохновения, – заговорил наконец горец, глядя мимо генерала. – Помни день субботний, дабы святить его. Шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой – суббота Господу Богу твоему: не делай в оный день никакого дела. – Полковник сурово посмотрел на Уэлсли. – Уверены, что драться надо именно сегодня?
– Уверен, полковник, – спокойно ответил генерал.
Харнесс скорчил гримасу.
– Черт с ней – заповеди я и раньше нарушал! – Он грозно потряс своим внушительным палашом. – Насчет моих мерзавцев не беспокойтесь – убивать они умеют даже по воскресеньям.
– Не сомневаюсь.
– Значит, наступаем, а? – Полковник повернулся к застывшим за его спиной горцам. – А кто будет отставать, того я лично угощу плетью. Слышали, ублюдки? Шкуру сдеру!
– Всего наилучшего, полковник, – пожелал Уэлсли и поехал дальше.
Каждый из батальонных командиров получил короткие, но четкие инструкции, и только перед мадрасскими сипаями генерал задержался, предупредив, что шанс на успех один: идти на врага, устоять под огнем и добыть победу штыками. Командирам двух батальонов второй линии было приказано дополнить первую.
– Встанете справа, между Корбеном и Орроком.
От первоначального плана атаковать двумя шеренгами, чтобы вторая поддерживала первую, пришлось отказаться, поскольку противник расположился слишком широкой линией. Это означало, что в бой будут брошены все силы и на резервы рассчитывать не приходится. Последним, к кому подъехал генерал, был полковник Уоллес, которому предстояло командовать бригадой из собственного, 74-го шотландского батальона, двух батальонов сипаев и пикетов Оррока. Все вместе они составляли правое крыло атаки. Уэлсли обратил особое внимание Уоллеса на растянутость линии.
– Я попрошу Оррока держаться правее, чтобы он не прижимал сипаев, и поставлю ваш батальон на его правый фланг.
Полковник, поскольку ему досталась целая бригада, уже передал командование батальоном своему заместителю, майору Суинтону. Увидев рядом с Уоллесом Маккандлесса, генерал бодро приветствовал его: