– Уж больно они дикие, сэр.
– К несчастью, отстали от времени.
– Я бы и не заметил, сэр.
Действительно, хотя многие из конников имели оружие, которое выглядело бы современным разве что в сражениях при Азенкуре или Креси, почти у всех за спиной висели фитильные ружья, а на боку болтались устрашающего вида тулвары.
Маккандлесс покачал головой.
– Может быть, они и лучшие в мире кавалеристы, но провести правильную атаку не могут и против ружейного залпа не выстоят. Они хороши для пикетов, им нет равных в преследовании, но на пушки умирать не пойдут.
– Так вы их в этом вините? – спросила Симона.
– Я их не виню, мадам, но, если лошадь боится огня, в бою от нее проку мало. Победы приходят не к тем, кто носится по равнинам подобно кучке охотников, а к тем, кто способен выстоять под огнем врага. Именно так солдат зарабатывает свое жалованье – под дулами вражеских ружей.
Шарп подумал, что ни разу и не испытал того, о чем говорит полковник. Несколько лет назад он видел французов во Фландрии, но бой был скоротечный, в тумане, и противники так и не сошлись лицом к лицу. Он не смотрел в бешеные от страха глаза врага, а лишь слышал выстрелы и палил в ответ. Шарп дрался при Малавелли, но помнил только один залп, штыковую атаку и паническое бегство неприятеля. Ужасы штурма Серингапатама тоже прошли стороной – другие лезли в простреливаемую со всех сторон брешь. Сержант вдруг понял, что однажды, рано или поздно, ему придется встать в боевую шеренгу и принять неприятельский залп. Выдержит он или сломается от ужаса? А может быть, ему вообще не суждено дожить до настоящего сражения, потому как, несмотря на всю уверенность Маккандлесса, никто не давал гарантии, что они переживут этот визит в стан противника.
В расположение армии Полмана попали только к вечеру. Лагерь располагался к югу от Аурангабада и был виден за несколько миль из-за висящего над ним огромного облака дыма. Главным топливом для многочисленных костров служил сухой навоз, и запах стоял такой, что у Шарпа запершило в горле. Здесь все напоминало британский лагерь, разве что палатки были не брезентовые, а тростниковые, но вытянулись они строго по линейке, мушкеты стояли в козлах по три, караулы охраняли периметр, офицеры выезжали лошадей. Один из них, словно не замечая Маккандлесса и Шарпа, повернулся вдруг к Симоне.
– Bonsoir, madame.
Женщина не ответила и даже не посмотрела в его сторону.
– Это француз, сэр, – сказал Шарп.
– Я знаю французский, сержант.
– И что здесь делает лягушатник, сэр?
– То же, что и лейтенант Додд. Учит пехоту Скиндии воевать.
– А разве их надо учить драться, сэр? Я думал, у них это в крови.
– Они воюют не так, как мы.
– Как это, сэр?
– Европейцы, сержант, научились быстро сближаться с противником. Чем ты ближе к врагу, тем больше вероятность, что ты убьешь его. Разумеется, при этом возрастает и вероятность того, что он убьет тебя, но в бою о страхе лучше забыть. Сближайся, сохраняй строй и делай свое дело, убивай – вот и вся мудрость. Индийцы не склонны сближаться и стараются поразить противника издалека. Европейские офицеры, вроде Додда, пытаются их переучить. При такой тактике первостепенное значение имеет дисциплина. Дисциплина, плотный строй и хорошие сержанты. И наверняка он обучает их использованию артиллерии, – мрачно добавил полковник, поглядывая в сторону заполненного тяжелыми орудиями артиллерийского парка.
Выглядели пушки весьма странно – на жерлах одних красовались стертые орнаменты, другие удивляли яркими, кричащими цветами, – но стояли аккуратно и были обеспечены всем необходимым: прибойниками, червяками, ганшпугами и ведрами. Оси блестели от смазки, на длинных стволах Шарп не заметил ни пятнышка ржавчины. Кто-то явно знал, как ухаживать за пушками, а значит, знал и как ими пользоваться.
– Считаете, Шарп? – спросил вдруг полковник.
– Никак нет, сэр.
– Здесь семнадцать, в основном девятифунтовые, но есть и покрупнее. Наблюдайте и берите на заметку. Нас сюда за этим и послали.
– Есть, сэр.
Они прошли мимо шеренги привязанных к колышкам верблюдов, мимо ограждения, за которым дюжина слонов получала ужин из пальмовых листьев и вареного риса. Рядом крутились дети, подбирая выплеснувшуюся из ведер жидкую кашицу. Новость о прибытии европейцев уже разнеслась по лагерю, вызвав немалый переполох среди его обитателей. По мере того как Маккандлесс и его спутники приближались к центральным палаткам, толпы любопытных становились все больше. Одна из палаток, расписанная желтыми и голубыми полосами, была отмечена высокими флагштоками с беспомощно обвисшими из-за отсутствия ветра яркими полотнищами.
– Говорить буду я, – предупредил Маккандлесс.
– Конечно, сэр.
Симона вдруг охнула, и сержант, повернувшись, увидел, что она смотрит поверх толпы на группку европейских офицеров.
– Пьер, – с печальной улыбкой объяснила мадам Жубер и, тронув коня, повернула к мужу.
Ее супруг, невысокого роста мужчина в белом мундире, секунду-другую растерянно взирал на нее, потом сорвался с места и бросился навстречу жене. Шарп ощутил непривычный укол ревности.
– Главную свою обязанность мы выполнили, – объявил заметно повеселевший Маккандлесс. – Какая беспокойная женщина.
– Несчастная, сэр.
– Несчастная? Все несчастья оттого, что женщине нечем здесь себя занять. Дьявол, Шарп, выбирает бездельников.
– Тогда меня, сэр, он, наверное, ненавидит.
Сержант все еще смотрел вслед Симоне: как она соскользнула с седла, как остановилась, как попала в объятия мужа. Потом ее скрыла толпа.